История одного одиночества

Инна Рогачевская

Одиночество пережить сложно, главное, чтоб оно не пережило нас...

Со своей двоюродной бабкой, а по-простому, тётушкой – я никогда не была близка и особо не ладила. Да и навряд ли на свете был, хотя бы один вменяемый человек, который с ней ладил. О её многочисленных мужьях я уже и не говорю, потому что каждый из них, прожив с ней под одной крышей, не более пяти лет, отправлялся на "небеса", оставляя её вдовой – ненадолго. Через год-другой, тётушка оправлялась от очередного удара и снова ходила в невестах. Что в ней притягивало мужчин, для меня и по сей день остаётся загадкой? И, хотя, о покойниках плохо не говорят, пусть ей земля будет пухом, не мне судить, но она никогда не была мила, добра, наоборот, всё что в человеке может случиться неприятного, - случилось в её характере. Моя мама называла её "Синей бородой", а тётя (жена папиного брата) – стервой или "чёрной вдовой". Звали её Муся, она была старшей сестрой моей бабушки. Моя бабушка никогда не была ангелом воплоти, и со своей старшей сестрой они были чем-то похожи. Сколько себя помню, до знакомства с тёткой, меня всегда ею пугали.


- Вот Муська приедет, - угрожала бабушка, - сразу увидишь "небо в алмазах". Она тебя научит бабушку, рОдную слушать.
Мне было трудно понять, что это за алмазы этакие, которые я должна увидеть на небе. Я из любопытства задирала вверх голову, но ничего особенного, невиданного не замечала.
- Не боись, тоже мне Муська! Видел я её – ничего страшного, копия бабули нашей, только высокая очень, как столб, - успокаивал меня мой двоюродный брат, который был на три года меня старше.
- А, какая она? – не унималась я.
- Когда я был совсем маленький, - вспоминал он, – бабушка, я и папа ездили к ней в гости. Папа сказал тогда маме: "Муся выходит замуж", а мама ответила: "не в первый и не в последний раз" - и не поехала. На свадьбе было много людей и очень шумно. Я хотел спать, и бабуля держала меня на руках. К ней подошла большая, толстая тётя в платье с большим, белым бантом: " Положи ты его у соседей на койку, пусть спит, пошли гулять, свадьба у меня, - сказала она бабушке". А бабушка разозлилась на неё почему-то и сказала: " родишь своих, тогда и будешь по соседским койкам распихивать". Тётка ушла, а бабуля папе на ушко зашептала: "Данька, попомнишь мои слова, через два-три года сведёт она его в могилу, как и первых двух. Коровище".

- Я думаю, она страшная колдунья, – решила я и на многие годы осталась при своём мнении.

Бабушкины воспоминания о сестре, часто заканчивались словами: "Муська наша, всегда была "оторви и выбрось", с мерзопакостным характером, самая противная из всех сестёр. Коровище".

Мой папа вспоминал свою тётушку с улыбкой и благодарностью. Она спасла его во время блокады в голодном Ленинграде. Так получилось, что тётушка, увезла его к себе в Ленинград, на время летних каникул, а домой он вернулся, только через пять лет, уже после войны. Папа очень любил Мусю, но никогда не рассказывал о годах, проведённых в блокадном Ленинграде. Его воспоминание о ней, всегда расходились с воспоминаниями и рассказами бабули. Папа говорил, что его тётя – святая женщина, с нелёгкой судьбой. Но всего этого я тогда не знала. Об этом молчала и бабушка, и папа, и сама тётя Муся, молчанием вычёркивая из памяти горе, страхи. и невосполнимые потери. Через много лет, когда уже не стало бабушки, тёти Муси, отца, дяди, его жены и моего брата, я случайно нашла на старом чердаке бабушкиного дома, пожелтевшие тетради. Их писал мой отец в годы блокады. Я многое узнала, сожалея о том, что не дано было знать при их жизни. Наверно и моё отношение к тётке было бы другим.

Но вернёмся в прошлое. К тому времени тётка Мустька вышла замуж в пятый раз. Детей ей бог не дал, и как утверждала моя бабуля: "Муська и не очень-то переживает, привыкла жить в своё удовольствие".



Бабуля пригласила её к себе в гости, провести очередной медовый месяц, а заодно и познакомить с внуками.
Мои родители переглянулись, папин старший брат крякнул, почесав затылок. Его жена тихо промолвила: "твою душу в грушу", а я испугалась встречи с виртуальной тёткой. И завертелось.
Мой дядя Даня с женой и мамой, срочно стали думать, где им провести отпуск, на время Муськиного приезда. Бабушка, почувствовав кожей заговор, их предупредила.
- Не вздумайте смыться. Никто, никуда не едет. Вы что, хотите меня до инфаркту довести или до парализму? Ишь, чего вздумали? Предатели. Потом обращаясь к нам, её внукам, меняя менторский тон на нежно-мелодичный защебетала:"...внуча, внучок, идите на кухню, я вам картошечки, с коКлетками пожарила, - и, вновь, "переводя стрелки" на наших родителей, грозно наказала: "все по местам. Нечего мне здесь свайбы (свадьбы) каруселить".
Мы с Ромкой, тогда так ничего и не поняли. Что каруселить? Что такое "свайбы и парализмы" и почему их нельзя каруселить? Но бабуля сказала, как отрезала.
Мы были счастливы в нашем далёком детстве. На все праздники, семья собиралась у бабушки. Дружно готовили, дружно отмечали, пели песни, взрослые кружились в вальсе под пластинки. Мы с братом, увлечённые общим весельем, пели со всеми и смешно кружились вальсируя. Потом нас бабуля отправляла спать на огромную, мягкую устеленную множеством перин кровать. Хотелось стать взрослыми, чтоб не укладывали рано спать, чтоб веселиться со всеми до поздней ночи. Когда заканчивался праздник и всё вокруг затихало, бабушка тихо ложилась к нам в кровать. Я или Ромка, сонно перелазили через бабулю, пропуская её в серединку и засыпали счастливые в её тёплых объятиях.
Приближался день, когда в мою жизнь, должна была "вломиться" тётушка Муська со своим новобрачным. Бабуля припахала всех. Готовили, как на свадьбу. Мама с тётей Таней (женой папиного брата) драила бабушкин домик-паровоз. Почему паровоз? А потому что, все три огромные комнаты старого дома были проходные по типу паровоза, бесконечные купе и кухонька – тамбур. Я с Ромкой, как и положено детям, крутились у всех под ногами, мешая и отвлекая от дел. Особенно привлекала кухня, где бабуля варила в большой кастрюле кусковой шоколад, перекупленный у спекулянтов на "чёрном рынке" и разливала его по формочкам.
- Возьмите себе по зайцу и марш на улицу, - командовала она и давала нам под зад мокрым, кухонным полотенцем, от чего я возмущалась и долго ощущала на голых ногах его влажный след.
- Подождите, подождите, завтра приедет Муська, она вам уж покажет, как бабушку не слушаться, - ворчала бабуля, - когда мы с братом забегали на кухню за очередной порцией смешного шоколадного зайца, кролика, дед Мороза. – Она вам покажет, где "раки зимуют", она вас научит, - кричала нам вслед бабуля и тихо, себе под нос говорила: "уж она научит, коровище".

Когда приехали тётя Муся с дядей Беней, я была в школе. После четырёх уроков, я спешила к бабушке на званый обед по случаю приезда гостей.
- Бабуля, привет.
- Привет, коза, прискакала? – и она чмокнула меня в ухо.
- А где гости? – разочаровано спросила я, мигом пробежавшись по комнатам-паровозикам и никого не обнаружив.
- Та, пошли в город. Муська мороженого захотела, корова, - в сердцах призналась бабушка.
Я стояла посреди самой большой в доме комнаты, бабушкиной гостиной и с любопытством пялилась на гору платьев, париков, трусов-парашютов, развешанных по всем стульям. На бабулином трюмо стояли огромные, пузатые баночки, с чем-то непонятным для меня. В одной из них было что-то белое с мыльным, приятным запахом, а в другой, - что-то красно-розовое.
- Ничего не трогать, - раздался бабушкин голос у меня за спиной, - греха потом не оберёшься.
- А что это? - спросила я, тыча пальцем в банки.
- Этим Муська рожу штукатурит, - популярно объяснила она. – Это пудра, а это - румяна.
- Зачем штукатурит? - не поняла я, - Она же не стенка?
- Подрастёшь – поймёшь, пошли накрывать на стол, скоро все соберутся.




- Муська, знакомься, это моя младшенькая внучка, Иришечка. А это Ромчик. Помнишь его малюсенького, когда мы с Данькой к тебе на свадьбу приезжали?
Я во все глаза смотрела на толстую, высоченную тётку. Она и правда была похожа на мою бабулю, только уж очень высокая.
Все обнимались с Муськой и её мужем, а мы с Ромкой тихонько хихикали и перемаргивались.
- Прошу к столу, - объявила бабушка и все дружно задвигали стульями.
Моя бабуля была настоящей кулинаркой. И всё-то у неё получалось вкусно. Нигде и никогда я не ела с таким удовольствием и аппетитом, как у бабушки. Я готова признаться в том, что любовь готовить вкусно, быстро и разнообразно, я получила с генами бабули. Моя мама готовила прекрасно, но вкус и запах еды, приготовленной бабушкой, остался в памяти, неповторимым ощущением детства – навсегда.
- Мусенька, Бенчик, ешьте на здоровье, - приговаривала она, подкладывая гостям в тарелки закуски.
- Боже мой, Мулечка(кстати мою бабулю звали Ольгой, поэтому произнесённое Беней имя, Муля - меня не только удивило, но и рассмешило), вы прекрасно готовите, - сказал, причмокивая от удовольствия тётушкин муж. – Я так вкусно ещё никогда не ел.
Бабуля зарделась от удовольствия, а её сестра, смерила новоиспечённого супруга убийственным взглядом.
- Я что, плохо готовлю?
- Ну что ты, Мусечка, но Мулечка!
- Что Мулечка, что Мулечка? – вскричала она и хлопнула кулаком по столу. – Ты на ком женат, футболист? (оказывается, в прошлом дядя Беня был футболистом, выйдя на пенсию, перешёл на тренерскую работу. Футбол, так и остался любовью всей его жизни)
- На тебе, - умиротворённо ответил Беня, разъярённой супруге, положив свою ладонь, на её кулак, прилипший к столу.
Муська вздохнула, поправив мимолётным, отработанным годами жестом, огромные сиськи, растущие от двойного подбородка, и "перевела стрелки" на меня.
- Ты как ешь, девочка? – спросила она и состроила из ярко накрашенных красной помадой губ, бантик Ильича.
На обращение "девочка" я не отреагировала и продолжала упорно пальцами вытаскивать из своей тарелки непослушные горошины из салата "оливье".
- Ириш, ешь вилочкой, - подсказала мама, - не надо ручками.
Я послушалась, но Муську уже несло.
- Лиля, почему девочка ест, как поросёнок? Где воспитание? – строго спросила она, обращаясь к маме.
Я подняла на тётушку глаза полные слёз.
- Тётя Муся, она ещё ребёнок, ей всего семь лет, иногда, она забывается, но она хорошая и добрая девочка. Её зовут Ирочка.
- Так чего твоя воспитанная и добрая девочка колупается пальцами в тарелке? – не унималась тётка, фыркая от возмущения, как лошадь.
- Мусенька, не заводись, - спокойным голосом произнёс дядя Беня и очень серьёзно посмотрел на жену. – Ты не дома.
Тётушка с трудом проглотила скандал, так и рвавшийся наружу и продолжила есть. Я с глазами полными слёз и обиды посмотрела на старшего брата. Он всё понял.
- Тётя Муся, - раздался его голос, - а почему у вас нет детей? Вы их не любите? – спросил брат и нагло поставил локти на стол.
- Рома, - предупредил дядя Даня сына.
- Ромчик, ешь, - сказала его мама опуская взгляд в тарелку.
Бабуля при этом, откинувшись всем телом на спинку стула, от чего он издал устрашающий слух скрип, с любовью посмотрела на внука, своим видом выражая, что готова к атаке.
- Какая невоспитанность, Муля, Лиля, Данил! Что вы молчите? У вас разве дети? Паразиты! Муля и ты ими ещё гордишься? Вот тебе ответ, мальчик, - и она навела на Ромку два круглых глаза, - дети это обуза, а потом они вырастают наглые и невоспитанные. За что их любить, когда они задают так много вопросов?
- Муська, моих детей не трожь, а внуков и подавно, - прорычала бабушка, нависая горой над сестрой.
Назревал скандал, да ещё и какой!!!
- Пойдёмте в парк, - как посреди грозы, прозвучал спокойный и мирный голос моей мамы. – Там так красиво, тихо, зелено, пруд, лебеди, летний кинотеатр. Пойдёмте, чего дома сидеть?
И вдруг все сразу согласились. Ругаться никому не хотелось, да и Муська видать передумала ссориться с бабулей. Бабушка идти в парк отказалась, сославшись на то, что надо убрать, вымыть посуду. Я из солидарности с ней – тоже. Мама с папой увели гостей подальше от беды.

- Бабушка, почему она такая противная? Она же твоя сестра? – спросила я, когда мы остались одни в доме.
- Она несчастная, одинокая. Деток ей бог не дал, а она так хотела. Мужья вымирают, ккак мухи, вот и живёт она, как трын-трава, как былинка - одинокая. Да и характер у неё гадкий, это ты уже поняла. Жаль мне Мусеньку. А ведь я на неё похожа, чай не подарок, а, Ириш? – спросила весело бабушка.
- А я тебя люблю, - призналась я, обнимая бабулю за широкую талию.
- И я вас всех люблю, а на Муську не обращай внимание. Они на недельку приехали, а потом уедут в Моршин, кишки лечить. Потерпи.
Я и согласилась. Мне было абсолютно всё равно, куда уедет Муська, со своим мужем и что будут лечить, лишь бы поскорее закончилась эта неделя.



Прошло много лет. Муся приезжала к бабушке ещё два раза, проводить очередные медовые месяцы. Беня умер через пять лет после свадьбы. Он мне очень нравился. Умный и добрый человек.
Мне исполнилось лет двадцать восемь, когда я в последний раз видела Мусю. Я была проездом в Ленинграде и решила проведать старую тётушку. Мой поезд был лишь через сутки и я позвонила ей. Она жила на Невском проспекте в старой коммунальной квартире.
Муся была седая, как лунь, но сильно напудрена, нарумянена и с красными губами, как при нашей первой встрече.
- Что так долго? – спросила она, открывая мне двери, будто мы с ней виделись только вчера. – Заходи, дует и закрой дверь, сильно. Тёть, Соня, исчезните! – гаркнула она в темноту коридора, и тут же за моей спиной с грохотом закрылась дверь соседней квартиры. – Софка, у тебя сбежало молоко, снова завоняла всю кухню, - и она стукнула кулаком в очередную дверь. - Иришка, иди прямо по коридору, последняя дверь направо, - указала она мне, - я сейчас.
Я шла в полной темноте, натыкаясь на шкафы, углы, чьи-то тапки и детские коляски, а за спиной раздавался тётушкин голос.
- Степан Иванович, освободите, наконец, общественный санузел. Вы там сидите более десяти минут. Что верёвку проглотили? Если вам так приятно по часу сидеть на горшке, купите себе личный унитаз и поставьте его в вашей комнате напротив телевизора. Кто не выключил в ванне свет? Дармоеды! За всем я должна следить, за всеми всё выключать, проверять! Вовка, мерзкий пакостник, ты что, свинячишь за моим столом. А ну убирайся к себе, со своим вонючим, рыбным супом. Ну и что, что у меня чисто? Свой засрал – за мой принялся?
Я стояла, как вкопанная, посередине огромной комнаты, моей тётушки, а она всё грохотала и грохотала, как канонада. Бедные соседи, я им сочувствовала от всего сердца.
Наконец она замолчала.
- Чего двери не закрываешь? – раздалось за спиной её голос, и она шумно захлопнула дверь в свои апартаменты.
В квартире стоял удушливый запах терпких духов, пота и краски.
- Я открою окно.
- Ни в коем случае, - остановила она меня. - Свежий воздух вреден, как мне, так и моим полотнам.
- Но меня сейчас стошнит, - призналась я, - прикрывая ладонью нос. – На улице тепло, а у вас всё закрыто наглухо, надо же проветривать помещение.
- Мне не надо, свои советы оставь при себе, ты что Минздрав? Привыкнешь, - сухо ответила она, сбрызнув духами комнату, – от чего я чуть не потеряла сознание и выбежала в общий коридор. Когда приступ дурноты прошёл, я всунула в рот ментоловую конфету и вернулась в комнату. Она курила в форточку.
- Я не знала, что вы курите.
- Это с войны. Ты многого не знаешь и узнаешь ли?
- Кто это? – спросила я, рассматривая картины на стенах.
- Это мои покойные мужья. "Галерея смерти" - я писала каждого из них. В молодости я мечтала стать знаменитой художницей. Потом война, смерть мужа, ребёнка. Единственного моего ребёнка и если бы не твой отец, я бы покончила с собой, ещё тогда, а потом … - она грустно улыбнулась и замолчала на полуслове. – Дядю Беню помнишь? Я любила его больше остальных. Он тяжело умирал, - она заплакала.
У меня от боли и жалости сжалось сердце. Я подошла и обняла её. Оказывается, я о ней ничего не знала.
- Ириш, я зря прожила жизнь. Пусто. Мне восемьдесят один год ни детей, ни внуков. Одна, как перст. После смерти моего Бенечки я трижды выходила замуж и все они меня покинули. Последний мой супруг умер год назад. Я больше не хочу замуж, не хочу хоронить. Я слишком стара, чтоб терять вновь и вновь. Я устала и хочу умереть, хочу к Бенечке. Почему бог так долго держит меня на этом свете, я ведь никому не нужна?
Мы стояли, обнявшись и плакали. Бедная моя, бедная, одинокая тётушка, я была готова её удочерить, забрать к себе. Увезти от горя, одиночества и воспоминаний.
- Муся Аркадьевна, вас к телефону, приятный мужской голос, - прокричала соседка.

- Владимир Иванович, дорогой, друг мой сердечный. Как же, как же всё помню. Конечно, жду. Обязательно приходите. Нет, не помешаете. Ко мне приехала внучка моей сестры, но она уже уходит, да ей на поезд. Не волнуйтесь. Да, жду. До встречи, дорогой мой, - раздавался её счастливый голосок из коридора.
"Горбатого – могила не исправит", - подумала я и отчётливо поняла, что моя тётушка, в скорости, сходит замуж ещё разок.
Через час, сославшись на неотложные дела, я покинула её дом. Не хотелось мешать её счастью. Да и что у неё осталось?
Я бродила по городу, вдыхая аромат старины, и с грустью думала о тётушке Мусе, о её незавидной судьбе, где так ничего прекрасного и значительного – не случилось. Больше я её не видела.

Похоронив через два с половиной года последнего мужа, она больше не выходила замуж. Муся изменилась, стала тихой, её больше не интересовали соседи, их проблемы, она иссякла.

- Бабушка Муся, вы куда? – спросила соседская девчушка. Муся тяжело вздохнула и оперлась на палочку, ставшей постоянной её спутницей в последнее время.
- Осень, красиво, пойду прогуляюсь, - и она вышла из дому. Навсегда.

Её нашли на кладбище. Она сидела на лавочке, возле могилы своего Бенечки, как – будто спала. На её лице застыла улыбка счастья и умиротворения. Она умерла возле него, самого любимого и дорого ей человека. А жёлтые листья падали и падали, осыпая красотой и печалью её последний путь.

апрель 2013г